— Хорошо, — согласился комиссар. — Пусть соберутся в фойе. Я к ним сейчас выйду.

Подбежал офицер полиции.

— Шеф… Что делать с теми, кого мы заперли за кулисами?

— Освободите… Нет, подождите… Большинство из них хорошо знают парня… Лучше их допросить сейчас же… Скажем, через пять минут.

— А где?

Комиссар поискал глазами Беллема, но тот уже исчез со сцены. Двое агентов уносили на носилках раненого.

— В дирекции, — решил Мессалье. — Да! Мне нужен Лартиг.

— Я здесь, шеф.

Мессалье обернулся.

— Отличная работа, — сказал он. — Углядеть за залом как следует не можете! Кажется, я дал вам достаточно людей!

— Мне очень жаль, шеф. Но они как взбесились. Все прыгают, со всех сторон кричат. Тут уж не знаешь, за кем смотреть.

— Но стрелявший все-таки должен был подняться, чтобы точнее прицелиться.

— Не обязательно. А потом, они почти все слушали стоя. И размахивали руками! Разве тут углядишь?.. Уверяю вас, мы очень старались.

— А звук выстрела? Никто, естественно, ничего не слышал!

— Стоял такой гвалт: кто мешками хлопает, кто кричит, кто аплодирует! На звуки мы и внимания не обращали!

— Пишите отчет. И не ждите благодарности.

— Да уж знаю.

— Мне тоже радоваться нечему, — добавил Мессалье, сердито сунув руки в карманы.

Комиссар выглянул из-за занавеса. Зал быстро пустел, За его спиной заканчивала работу оперативная группа. Возле микрофона остался лишь нарисованный мелом силуэт да несколько бурых пятен. Ни малейшей зацепки! Преступник понял лучше полиции, что в толпе перевозбужденных фанатов он ничем не рискует. Но он забыл: если человек убивает одного за другим композитора, импресарио и певца, значит, он и сам принадлежит к тесному мирку эстрадной песни. Следовательно…

Мессалье не был гением следствия, но он работал настойчиво и методично. И кое-что в его активе все же имелось: прежде всего, отпечатки пальцев. Они не принадлежали ни одному из тех, кто был на учете в уголовной полиции, но рано или поздно могли сыграть свою роль… И потом, существовало еще анонимное письмо! Пришло время им воспользоваться.

Мессалье задержался на минуту в фойе, попросил остаться всех, кто знал Криса Марешаля. Он намерен с ними поговорить. На улице все еще не расходилась толпа зевак, но напряжение спало. Полиция взяла ситуацию под надежный контроль.

Зато свидетелей не оказалось. Ни одного. Мессалье расположился в кабинете Беллема. Малыш Ламбертини был у него за секретаря.

— За кулисами много народу? — спросил он, прикуривая первую сигарету.

— Человек пятьдесят… танцовщицы, гримеры, техники… И все, как ни странно, настроены против нас.

— Я могу их понять, — буркнул комиссар.

Парад начался. Мужчины кипели негодованием, женщины плакали. Рассказывали всякие глупости, вспоминали мелочи, забавные истории, и остановить их Мессалье было невероятно трудно. Анонимное письмо лежало перед ним на столе.

— Посмотрите, — говорил комиссар каждому из входящих. — Вы когда-нибудь видели такую бумагу?

Бумага была самая простая, обычного формата. И цвет ничем не примечательный, голубой.

— У меня тоже есть такая, — сказал контрабасист, — в универмаге купил.

— А шрифт? Обратите внимание: буквы «о» и «е» забиты… лента бледная… заглавные буквы подпрыгивают… Вы никогда не получали письма, где бы…

— Нет. Нет. Ничего не могу сказать.

Все твердили одно и то же. Мессалье даже удивился, когда девушка, с которой он разговаривал, вдруг смутилась.

— Вы узнаете бумагу?

Девушка молчала. Лежащие на сумочке руки задрожали.

— Посмотрите-ка на меня.

Она подняла голову. Просто очарование: гладкая кожа, румянец, удивительный для девочки, росшей, как сорняк, на улицах Парижа. Элегантная даже в своей дешевенькой одежде. В меру надушенная.

— Как вас зовут?

— Валери… Валери Ванс.

— Чем вы занимаетесь?

— Танцую.

— Вы только что узнали бумагу… этот шрифт… Не отрицайте.

— Я… мне показалось.

Мессалье стукнул кулаком по столу.

— Давайте без глупостей, а?.. Со мной такие штучки не проходят… Вы уже где-то видели этот листок… где?

Она пыталась сопротивляться, пальцы на замке сумочки побелели.

— Где вы живете?

— У Рая.

— Кто это — Рай?

— Раймон Шандесс.

— Кто он такой?

— Певец.

— Ах вот оно что… У него есть пишущая машинка, да или нет? Я все равно проверю.

— Есть.

— С черной лентой… а буквы «о» и «е» забиты.

— Да… кажется.

— А пистолет?

— Нет… Если бы был, я бы знала… Рай — вспыльчивый, но не злой, уверяю вас, Господин комиссар.

— Но он ведь завидовал Кристиану Марешалю?

— Черт побери! Поставьте себя на его место… Оливье Жод обещал песню ему, а они потом все переиграли за его спиной, и Коринна Берга отдала ее Крису.

— Жод… Коринна… Крис… И все из-за одной песни!

— Песни, которая пойдет на ура… это большие деньги, господин комиссар.

— Знаю… Вернемся к Раймону… Он находился в зале?

— Не знаю.

— Как! Вы не знаете, где в такой вечер был ваш парень?

— Нет. Я всю вторую половину дня репетировала и домой не возвращалась.

— А он не говорил, что собирается делать?

— Нет… Он был не в духе.

— Вот как? И давно?

Валери измученно пожала плечами.

— На него частенько нападает. Сразу видно, что вы не из наших!

— А вам никогда не приходилось слышать от него угроз в адрес Кристиана Марешаля или кого другого?

— Нет… Не помню.

— Ваш адрес.

— Улица Габриэль, 48-бис… На первом этаже, один художник приспособил помещение под студию.

— Дайте мне ключи.

Валери прижала сумочку к груди, готовая сорваться с места, но она принадлежала к тому разряду людей, которые не могут ослушаться полицейского. Она протянула Мессалье связку из двух ключей.

— Спасибо. Теперь вы будете сидеть смирно и дожидаться меня, — он показал на Ламбертини, — вот с этим господином… Я скоро вернусь.

Она переводила взгляд с одного на другого.

— Я хотела… это… это серьезно, да?

— Что?

— Крис серьезно ранен?

— Да нет, нет.

Послышался шум из коридора.

— Остальных можешь отпустить! — крикнул комиссар Ламбертини. — И позови Лартига. Он мне нужен.

Зазвонил телефон. Говорил врач из больницы Некера, судя по голосу, он бежал к телефону.

— Раненый скончался, — сказал он. — Пуля застряла возле самого сердца.

— Какой калибр?

— 6,35… Обычно извлечение пули проходит без особых осложнений, но Кристиан Марешаль не выдержал… Мы все перепробовали… уколы… массаж… никакого эффекта.

— Хорошо. До завтра никаких сообщений для прессы. Я заеду. Спасибо.

Он повесил трубку, повернулся к Валери спиной. Какая удача, что нашлась ниточка! А то бы… Если действовать быстро, можно схватить убийцу еще сегодня. Вошел Лартиг.

— Есть кое-какие новости… Знаешь, где улица Габриэль?

— Да… На Монмартре… Ведет прямо к лестнице.

Они сели в полицейскую машину, Лартиг вел, а Мессалье подводил итоги. Остановились в